Вскоре Доктор понял: он вряд ли в ближайший год сможет изменить отношение Шефа к своей персоне. Ведь, как уже читателю известно, тот просто перестал его замечать. Он «не видел» Доктора даже на расстоянии вытянутой руки. При любом удобном случае он демонстративно и весьма пренебрежительно отворачивался в сторону, обращаясь к любому человеку, находящемуся в тот момент рядом с ним. А если вдруг Доктор появлялся близко, он поднимал к глазам руку с часами, всем своим видом показывая, что очень куда-то торопится, и тут же уходил. Пару раз на утренней конференции, когда Доктор докладывал о принятых на дежурстве больных, Шеф просто вставал и выходил из конференц-зала или, что еще хуже, не задавая ни одного вопроса, ждал, когда тот уйдет, закончив свой доклад. Больше всего удивляло Доктора то, что остальные кафедральные сотрудники (из тех, кого он уже знал) стали относиться к нему точно так же. Одни проходили мимо равнодушно, даже не здороваясь, другие отводили глаза при встрече и торопливо проходили мимо. Даже Куратор, в обязанности которой входило контролировать работу Доктора в отделении, перестала обращать на него внимание и досаждать мелкими придирками.

— Ну, вот и я «казнен непризнанием свыше», — как-то обреченно подумал Доктор, вспомнив слова малоизвестной песни, написанной на смерть любимого им Поэта во время московской Олимпиады-80, которая только этим и вошла в историю.

«Перекрыли слегка кислород», — опять пришли в голову слова грустной песни.

— Но делать все равно что-то надо! В конце концов, хотя бы закончить ординатуру, а там видно будет. А пока работу по биоритмам нужно продолжить, тем более что никто меня особо не контролирует.

В этом смысле опала для Доктора была очень кстати. Он теперь мог спокойно, сидя на дежурстве, делать свои расчеты ритмов жизни и смерти. Нужно было только брать больше дежурств. Ну, а с этим проблем никогда не было, ведь никто не любит работать ночью. Бывает так, что за ночь не то, что поспать, присесть некогда. Как начнут вызывать по всяким пустякам болящие старики и старухи, требуя то давление измерить, то сердце послушать («вроде не так, как обычно, бьется!»), так всю ночь и пробегаешь. Поэтому многие блатные ординаторы — сынки и дочки высокопоставленных родителей — свои дежурства «продавали» тем, кто хотел бы немного заработать. Как-то ночью он и познакомился с Реаниматором, который тоже брал лишние дежурства. Реаниматор, как и Доктор, числился на кафедре ординатором первого года обучения. Только, в отличие от последнего, он после окончания медицинского института прошел «боевое крещение» в реанимационном отделении единственной на целый район больнице где-то на крайнем Севере. Место, конечно, не легкое, зато повидал он много да и научился многому. И как одного из лучших молодых врачей его направили в Москву в ординатуру для обучения на кафедре Шефа. Только вот учиться оказалось там нечему. А чему могут научить врача с опытом работы в реанимации на второстепенной терапевтической кафедре института? Но Реаниматор не расстроился, сказав себе, что главное — получить удостоверение о специализации. Да еще за эту пару лет следует попытаться зацепиться за Москву, ибо холодная и голодная жизнь на Севере ему порядком надоела.

Все это он, особенно не торопясь, рассказал Доктору, который вызвал его для консультации из БИТа (блока интенсивной терапии), где он дежурил в эту ночь. Реаниматор был вызван для консультации и перевода в БИТ не вызывающего, на первый взгляд, никаких опасений обитателя отделения для умирающих, если бы только Доктор не рассчитал по биоритмам его прогноз на ближайшие сутки. И здесь читателю, наверное, потребуются некоторые разъяснения. Что за биоритмы рассчитывал Доктор, и не мистика ли все это?

Скажу сразу: не мистика! Ведь известно, что с момента рождения и до смерти жизнь человеческая подчиняется строгим ритмам. Да и читатель, наверное, слышал о физическом, эмоциональном и интеллектуальном циклах, волнообразно изменяющихся в различные сроки от самой высшей (плюсовой) до самой низшей (минусовой) точки, проходя в середине нулевую отметку. Было время моды на эти ритмы, да и слухи тогда ходили, что самое опасное состояние для человека — именно прохождение через критическую — нулевую — отметку. И что, якобы, в эти дни не допускают к работе людей ответственных и опасных профессий — летчиков, космонавтов и кого-то там еще. А предприимчивые японцы в обычные бытовые калькуляторы даже вставляли программы расчета всех трех биоритмов. Вот такой калькулятор и привез Доктору из далекой Японии один знакомый фотокорреспондент. Доктор, будучи еще студентом, не один десяток раз проверял на себе эти самые биоритмы: и перед экзаменами, и на занятиях физкультурой, и когда грипповал. Ничего не совпадало! В общем, оказалась полная ерунда. Но вот однажды, уже перед окончанием института, возьми и попадись ему на глаза формулы расчета резонансов из какой-то (уже и не вспомнить) технической монографии. И хотя речь шла об электромагнитных колебаниях, Доктора осенило: опасные для человека дни нужно рассчитывать не по отдельным биоритмам, а по наложению друг на друга всех существующих ритмов жизни. Засев за литературу, он выяснил, что помимо биоритмов, определенных от даты рождения, существуют, как минимум, годовые, сезонные и суточные (их еще называют циркадными) ритмы. А если оценивать работу сердца, то, конечно, нельзя игнорировать и минутные, и секундные изменения! И вот если все эти ритмы рассчитать, построить графики и наложить друг на друга от начальной точки, вот тогда-то и выяснится «ахиллесова пята» человеческой жизни, а может быть, и смерти. Именно с этой идеей Доктор и пришел к Шефу, но тот, так ничего толком и не поняв, решил, что речь идет об обычных суточных (циркадных) изменениях, использующихся для лекарственного мониторинга.

И вот, найдя на дежурстве в своем отделении Сердечника — молодого пациента, которому не нашлось койки в кардиологии, Доктор решил рассчитать его «ритмы смерти». Дежурные сестры с удивлением наблюдали, как он на листах кальки весь вечер чертил какие-то графики, что-то считал на калькуляторе, перерисовывал из истории болезни ЭКГ, и многозначительно крутили пальцем у виска, вспоминая, по-видимому, еще и ту роковую ночь с умершим Раковым. На все вызовы в отделения к больным (к счастью, они все оказывались пустяшными) он тратил одну-две минуты, чтобы снова чертить в ординаторской какие-то непонятные графики. Одна слишком любопытная сестра решила спросить, а что же такое Доктор чертит? Не задумываясь ни на секунду, Доктор брякнул:

— По заданию Куратора — графики показателей соцсоревнования среди ординаторов…

Сестра «увяла» и отстала с расспросами.

И вот уже к ночи, вызвав Реаниматора, Доктор передал ему историю болезни Сердечника, в которой сделал запись «о необходимости перевода больного в блок интенсивной терапии в связи с ухудшением состояния». Каждый врач знает: против такой записи не возразишь! А вдруг смерть? Тогда и отвечает тот, кто эту запись проигнорировал. Реаниматор был не глупым и дальновидным, и поэтому тут же вызвал сестру с каталкой — перевезти больного в БИТ. А заодно, между делом, пробурчал:

— Вот завтра и посмотрим, были ли основания для перевода. Послушаем, что скажет Шеф на утренней конференции!

Доктор не нашелся, что ответить, и тоже буркнул:

— Посмотрим…

На другой день после дежурства Доктор и Реаниматор встретились на утренней конференции. Оба прибыли к самому началу и даже не успели переброситься парой слов. Первым о своем дежурстве отчитывался Доктор. Сообщение было кратким: Сердечник после консультации Реаниматора переведен в блок интенсивной терапии, поступивших за ночь новых больных не было. Ночь прошла спокойно. Следующим отчитывался Реаниматор. И начал он с того, что Сердечник, переведенный в БИТ по рекомендации Доктора, внезапно умер там через полчаса и был увезен в морг. Шеф — ведущий утренней конференции — первый раз после «черной» пятницы взглянул на Доктора в упор, затем глазами нашел в зале Куратора и, кивнув ей головой, сказал:

— Разберитесь, что там произошло.

— Ну вот, — подумал Доктор, — все теперь повесят на меня. Но он еще не знал, что в отделении вместе с Куратором его ждут родственники Сердечника…