ГЛАВА 26. СОПЛИ

— Да, действительно, отвратительное зрелище, — согласился Физик, когда Доктор показал ему флакончик из-под пенициллина, заполненный под самую пробку зеленовато-желтой мокротой.

— Еще бы! — подумал Доктор, — хорошо, что он не видел, как это выглядит и пахнет в грязной банке из-под майонеза. Вряд ли тогда бы он разрешил приносить эту пакость в свою лабораторию!

Самого же Доктора до сих пор тошнило от одних только воспоминаний, как астматик в палате тряс перед ним своей вонючей банкой с соплями. Хотя он был врачом и понимал, что не должен быть брезгливым, преодолеть себя все же не мог. А чтобы как-то оправдаться в глазах окружающих, любил рассказывать одну поучительную историю из студенческой жизни, давно уже превратившуюся в анекдот. Думаю, что и читателю эта забавная история будет интересна. Итак…

Сидят студенты-медики на занятии в лаборатории. И преподаватель, рассказывая им об исследовании выделений от больных людей, поднимает с полки склянку с желтой жидкостью и начинает объяснять.

— Вот видите, это — обычная на вид моча. Она особенно ничем не отличается от мочи здоровых людей. Но пусть каждый на нее внимательно посмотрит, попробует, понюхает и … поставит диагноз.

Делать нечего, и студенты, брезгливо заглядывая в эту банку, с отвращением нюхают. Но ничего сказать по поводу мочи (кроме того, что она пахнет мочой) не могут. Тогда преподаватель и говорит:

— Вижу, не нравится вам все это. Но врач должен быть не брезгливым и ВНИМАТЕЛЬНЫМ. И если бы вы не были брезгливыми и попробовали этот образец на вкус (тут он опускает палец в банку, а затем облизывает его!), то поняли бы, что в этой моче есть сахар. А это значит, что больной страдает сахарным диабетом. Давайте все, как я, попробуйте…

Студенты с тоской в глазах пробуют мочу на вкус и подтверждают, что она сладковатая, а значит, в ней действительно есть сахар.

— Вот и молодцы, — говорит им преподаватель, — но я ведь предупреждал вас, что врач должен быть не только не брезгливым, но и ВНИМАТЕЛЬНЫМ! А если бы вы внимательно на меня смотрели, то заметили бы, что я в банку опустил указательный палец, а облизал — средний…

Ну, а Доктор все же предпочитал оставаться брезгливым и всегда старался от всякой гадости в лабораторных склянках держаться подальше. Поэтому-то он и не собирался тогда в палате брать в руки отвратительную и грязную банку с мокротой, которой астматик тряс у него перед носом! Ему не могло это даже присниться в самом страшном сне! И он ни за что не стал бы проводить предложенного ему научного исследования, если бы пришлось брать эти банки в свои руки. Поэтому всю неделю после разговора с Доцентом он обдумывал, как собирать этот «биологический материал» без вреда для собственного обоняния и здоровья. В конце концов выход был найден: заставить всех обитателей палат «засасывать» сопли с помощью шприца из банок во флакончики с пробками (благо, что пустых флаконов от антибиотиков в больнице было достаточно) и в таком виде передавать Доктору для исследования. Осталось только придумать, как же все это изучать? Что нужно сделать, чтобы такие сомнительные определения как «вязкая» или «густая» мокрота обрели реальные физические характеристики. Для этого Доктор и приехал к Физику, зная, что на всех теоретических кафедрах института существует дефицит в научных исследованиях по медицине. И появился он с этим флакончиком в лаборатории очень кстати, поскольку никаких других исследований на тот момент Физик после защиты диссертации не проводил…

Посмотрев без особой симпатии на содержимое флакончика еще раз (которое они оба, не сговариваясь, навсегда окрестили «соплями»), Физик стал объяснять, что проблема заключается в одном: как приспособить имевшиеся физические приборы для этой цели.

— Взять, к примеру, чистый глицерин или машинное масло. Оценить вязкость того и другого — сущий пустяк!

И он продемонстрировал это за какие-то полчаса, измерив подвижность специальной метки и в масле, и в глицерине на своем радиоспектрометре.

— А вот как быть с соплями? Ведь это просто помойка какая-то! Чего в них только нет: и слизь, и клетки из легких, и микробы, и гной, и ферменты, и прочая гадость… Как найти что-то общее в десятках и сотнях образцов?

Не зря Физик сомневался! С осторожностью (чтобы не испачкаться!) приготовив из привезенного «материала» с десяток образцов, он попробовал точно также измерить их характеристики. Но результат оказался нулевым: микровязкость соплей совсем не отличалась от микровязкости чистой воды, взятой для контроля.

— Так и должно быть, — обречено подтвердил Доктор, — в этих соплях воды больше чем девяносто процентов. Как в холодце!

Физик вдоволь наслушался от своих коллег — ассистентов с медицинских кафедр — разных «кулинарных» определений и поэтому не удивился сравнению каких-то соплей с любимым им холодцом (да еще с хреном!) под водочку. А просто прокомментировал сам результат:

— Обычные метки в таком случае результата не дадут. Нужно искать что-то особенное.

— На это нужна уйма времени, — подумал Доктор, — а вот его-то как раз-то и не остается. Ординатура подходит к концу, и в запасе осталось всего три-четыре месяца. А ведь за это время нужно не только провести исследования, но получить реальные результаты.

— Да и научиться работе с радиоспектрометром вовсе не просто, — размышлял он, наблюдая за тем, как быстро и ловко управляется со своей машиной Физик.

— А что если заставить астматиков какие-нибудь метки вдыхать, а потом, определяя их в этой самой мокроте, оценить скорость ее выведения? — спросил он Физика.

Тот идею в принципе одобрил, подсказав только, что в таком случае для этого лучше подойдут не метки, а какой-нибудь краситель.

— А по скорости выведения красителя со слизью можно будет определить и время, необходимое для полного очищения легких, — заключил в итоге Доктор, — именно краситель! И нужно заставить астматиков вдыхать что-то такое, чего в их легких никогда не должно быть! Тогда и с индикацией проблем не будет. Но что это может быть?

— Подумай, — ответил Физик, — а я подумаю, какую метку подыскать для этих соплей.

На этом они расстались. Возвращаясь уже почти ночью домой (Доктор и не заметил, что просидел в лаборатории Физика до позднего вечера), он думал только о том, как отыскать нужное вещество, способное прокрасить всю слизь в легких человека. Вспоминая и перебирая в памяти все, что имеет отличный от белого цвет, Доктор отвлекался лишь в те моменты, когда его «жигуль» проезжал через очередную яму или колдобину в асфальте. Может, только эти ямы и колдобины, да пустынные московские дороги (это было так давно!) спасли его в тот вечер от неприятностей в пути. А когда он «очнулся» от своих научных размышлений и поисков, то, к своему изумлению, осознал, что въезжает во двор собственного дома. Наскоро припарковав автомобиль, он, запыхавшись, по лестнице (лифты как назло были отключены) поднялся к себе. А, зайдя в квартиру, кинулся сразу к своей библиотеке, состоявшей преимущественно из медицинской и химической литературы. Часа три или четыре Доктор лихорадочно листал страницы то одной, то другой книги, пытаясь найти хоть что-нибудь в энциклопедии и справочниках. И просидев напрасно до глубокой ночи у книжных полок, решил оставить поиски на завтрашний день. Большую часть оставшегося для сна времени он провел в какой-то вязкой дреме, и только под утро забылся недолгим сном измотанного тяжелыми думами человека. А во сне он увидел себя и Медсестру в холле отделения для умирающих, где в собственной кровавой луже лежал Раковый и уже не дышал. Тут же рядом валялась опрокинутая капельница. Но Доктор не смотрел на Ракового и не замечал Медсестру. Он видел только огромную лужу крови, никак не мог отвести взгляда от багрово-кровавых пятен на полу серого линолеума и радостно повторял:

— Кровь… Кровь… Вот эта кровь и будет красителем!

Проснулся и понял, что нашел нужное решение…

С утра — по дороге в клинику — Доктор все тщательно обдумал и пришел к выводу, что все должно получиться. Ведь в бронхиальной слизи жизнеспособного человека — и больного, и здорового — при биохимическом исследовании можно найти все, что угодно. Одного там только нет — крови! Когда начинается легочное кровотечение — человек, как говорят, уже не жилец. И бывает это только при опухолях да чахотке. К тому же кровь легко и быстро определяется известными химическими тестами. Так что оставалось одно — выделить из крови красящий компонент — гемоглобин, а затем использовать его в качестве красителя. А гемоглобина у астматиков всегда предостаточно, потому небольшое кровопускание никому из них не повредит.

После утренней конференции Доктор зашел в кабинет Доцента и подробно все ей рассказал: о первых опытах в лаборатории Физика, об идее прокрасить слизь в легких, чтобы определять скорость очищения бронхиального дерева у астматиков, и о том, какой краситель для этого можно было бы использовать. Доцент внимательно слушала рассуждения Доктора, и выражение недоверия, появившееся на ее лице вначале, сменилось затем удивлением и одобрением идеи Доктора использовать для диагностики астматиков их же собственную кровь. Что касается какого-то радиоспектрометрического анализа, то она ничего из этого не поняла, но вида не подала. И предложила Доктору начать исследования с гемоглобином, предварительно получив разрешение Шефа. Ее все-таки беспокоила необычность идеи Доктора. Шеф, однако, Доктора поддержал, припомнив, что когда-то читал о каком-то исследовании легких с эритроцитами. Так что Доктору предстояло теперь провести самостоятельно первое научное исследование, которое он в шутку окрестил «исследованием соплей». Оставалось отработать методику выделения нужного количества гемоглобина да еще найти с десяток астматиков, которые бы согласились это исследование пройти.