Медсестра

Тосты следовали один за другим, и Доктор, допив шампанское, перешел на коньяк. Но даже после всего выпитого настроение не улучшалось, а только становилось тоскливее. В голове все крутился разговор с Отступником и навязчивая мысль, что ему уж точно ничего не светит среди членов стаи кафедральных блатных. А что блатные всегда впереди, он убедился еще в академии. Вспомнил, как, выполнив дипломную работу и блестяще защитив ее, он надеялся, что попадет в НИИ или адъюнктуру (военную аспирантуру). Ведь даже руководитель дипломного проекта был удивлен, когда Доктор без посторонней помощи разработал оригинальную схему и сам собрал маленький приборчик, определявший наличие любого радиоактивного излучения от одной сотой до нескольких сотен рентген. Им можно было пользоваться и как измерителем, и как индикатором с заданной чувствительностью. А умещался он в кармане и работал от одной маленькой батарейки «Крона», которой хватало больше чем на месяц. Единственной проблемой было то, что это оказалось никому не нужным. И, несмотря на отлично защищенный дипломный проект, поданную заявку на изобретение, ему — одному из лучших на своем курсе — предложили послужить где-то на Дальнем Востоке начальником химического склада. А сынки генералов и полковников генштаба — троечники и бездельники — получили то, что получить по справедливости должен был он сам.

Да тут еще и здоровье подкачало: в последний год учебы, то ли от нервного и физического напряжения, то ли от постоянной работы с радиоактивными источниками Доктор стал худеть, страдать от несварения желудка и головных болей. Ни болезнь, ни ее причину военные эскулапы так определить и не смогли. Без особых успехов лечили то от «гастрита», то от «вегето-сосудистой дистонии», и, в конце концов, признали годным к службе без всяких ограничений. Ну а раз годен, изволь «поди-ка послужи!» Но со службой в войсках Доктор успел познакомиться еще на стажировке в «образцовой» воинской части на предпоследнем курсе академии. И идти на службу, где офицеры каждый вечер напивались до потери сознания, а наутро с похмелья шли на занятия с личным составом «по боевой и политической подготовке», ему не могло даже присниться в самом кошмарном сне. Доктор до сих пор помнил «три закона воина-химика», которым смеха ради обучали «молодых» солдат:

1. Куда ветер — туда дым!
2. От двух шашек дыма больше, чем от одной!
3. Чем больше морда, тем больше противогаз!

Поэтому трезво взвесив предложение стать «начальником Чукотки», он решил поставить крест на своей военной карьере. Проштудировав несколько томов медицинской энциклопедии (в академии была огромная библиотека), он сам нашел нужную статью и определил свой диагноз. Оставалось только официально записать его в личную медицинскую книжку, а затем подать рапорт о направлении на военно-медицинскую комиссию. На следующий день, выпросив у регистратора в медчасти свою медицинскую карту, он прямиком направился в одну из гражданских платных поликлиник. В отличие от бесплатного здравоохранения, там можно было сразу проконсультироваться хоть у академика, если таковой был в штате. Заплатив необходимую сумму, он получил талон и через полчаса сидел уже в кабинете профессора-эндокринолога. Тот, выслушав жалобы и проведя беглый осмотр, подтвердил все то, что Доктор выудил из статьи про заболевания щитовидной железы. А на вопрос о причине последнего предположил, что в этом виноват сам Доктор, небрежно обращавшийся с источниками радиации при калибровке изобретенного им прибора.

— А для дальнейшей службы в армии я пригоден? — поинтересовался кандидат на военную ссылку, обращаясь к консультанту.

— Вряд ли, — ответил тот, записывая свое заключение на бланке со штампом поликлиники…

Дальше все было просто. Поход в гарнизонную поликлинику к эндокринологу, который просто переписал все, что было на листке, полученном от профессора (не станешь же оспаривать диагноз известного светила медицины!). Затем направление на военно-медицинскую комиссию в госпиталь, где врачи, убедившись в безрезультатности своих усилий по лечению болезни Доктора, начисто списали его в запас…

Стоя у окна с бокалом в руке, Доктор клял себя последними словами, вспоминая, как он «купился» на вывеску от Кремлевского управления, хотя перед распределением ему предлагали аспирантуру на одной из теоретических кафедр института. Но кто мог ожидать, что и здесь нужно не служить, а прислуживаться.

— Страна рабов… — пришли на ум слова поэта, и тут же кто-то спросил:

— Каких рабов?

От досады Доктор поперхнулся глотком недопитого вина и увидел перед собой ту самую симпатичную Медсестру, которая крутилась вокруг него весь вечер, а теперь с любопытством на него смотрела.

— Опять заговариваюсь, — отметил тот, вспоминая встречу с Отступником, и то ли от досады, то ли от злости выпалил:

— Тех, кто пашет как папа Карло, а получает как Буратино!

Тут Медсестра громко засмеялась и предположила:

— Ну, тогда, наверное, это мы — медсестры? А может быть вы — врачи?

Обоим стало отчего-то весело, и Доктор предложил:

— Давайте выпьем за то, чтобы об этом не думать. Ведь сегодня Новый Год!

Выпили по глоточку, потом еще и еще…

— Может, к нам в отделение спустимся, — предложила Медсестра, — там и тише, и кресла есть мягкие. Ты ведь все равно на два этажа дежуришь?

Доктор удивился этому неожиданному «ты», сказанному каким-то особенным, манящим голосом, не нашелся, что сказать, а так-то странно и хрипло (пытаясь прокашляться) повторил:

— Ну да, на два…

И только спустившись на этаж ниже (в отделение, где работал Стукач), он сообразил, что во всем корпусе мягкой мебели не было и в помине, а во всех холлах и коридорах громоздились уродливые стулья и кушетки, покрытые драным коричневым дерматином.

— И где же мебель… мягкая? — спросил Доктор немного заплетающимся (наверное, от выпитого за вечер) языком.

— Подожди, — шепнула та, прошла в сестринскую комнату, вернулась с каким-то ключом и поманила его в сторону одной из комнат.

Он пошел за ней и оказался перед дверью с табличкой «Ассистент» и фамилией Стукача, еще через пару секунд сидел в его кабинете на новеньком мягком диване, а сзади Медсестра тихонько запирала дверь на ключ…

Что было дальше? Доктор называл это деликатным словом «отдохнуть», предпочитая не использовать всякого рода похабщину… Отдыхали они долго, на полную катушку: и на креслах, и на диване, а под конец даже на письменном столе Стукача. Обнимая, целуя и лаская новую подружку, Доктор вдруг с каким-то злорадством представил себе, как бы отреагировал владелец кабинета, узнав, кто здесь развлекался. Почему-то эта мысль так возбудила его, что силы не то что бы удвоились, а даже утроились… А может быть, это был просто результат действия выпитого за вечер. Под «занавес» они устроились на полу, покрыв халатами дешевый синтетический ковер и несколько мгновений тихо лежали, отдыхая от всего, что случилось в эту новогоднюю ночь. И тут неожиданно Медсестра рассмеялась и сказала:

— А мебель эту поставили день назад. А его (Стукача — понял Доктор) еще и не было здесь. Так что мы с тобой этот диванчик и кресла обновили!

— Ну, давай тогда еще и обмоем их, — предложил он ей, доставая предусмотрительно захваченную из ординаторской недопитую бутылку шампанского. Отковырнув пробку, и отхлебнув из горлышка глоток, он вдруг возмутился:

— Вот сволочь! Он себе еще и комплект мягкой мебели отхватил. Может от особистов подарок?

— Каких еще особистов? — удивилась Медсестра.

— Тех самых, у которых стук быстрее звука! — со злостью ответил он и начал рассказывать историю со Стукачом. Та слушала и смотрела на него так же, как смотрела сестра в отделении, где умер Раковый. И тут Доктор сообразил, что для нее, двадцатилетней девчонки, это кажется полным бредом, и вовремя «закруглил» рассказ словами «доносит все Шефу». Слава Богу, это она поняла и больше не стала ни о чем спрашивать… Сидя на диване и прижавшись друг к другу в холодном кабинете (топили в больнице все-таки паршиво!), поочередно прикладываясь к горлышку, они прикончили шампанское. И несмотря на холод, Доктору стало тепло и спокойно…

На часах была половина шестого утра, пора было собираться: ведь кто-нибудь из больных отделения может рано проснуться. На прощание Доктор поцеловал Медсестру и неспешно побрел к себе в ординаторскую, размышляя о том, как ему повезло, что какой-то гад записал его в список новогодних дежурств. И еще он думал о том, когда же в следующий раз ему повезет дежурить с ней еще раз.

— Нужно как-то подгадать и «купить» лишнее дежурство, совпадающее с ее сменой, — решил он…

Но подгадывать не пришлось: на очередном дежурстве, делая вечерний обход в ее отделении, Доктор увидел Медсестру, сидящую на посту и раскладывающую лекарственные «пайки» для больных. Мельком взглянув на входящего Доктора, она даже не улыбнулась ему, а просто спросила:

— Здравствуйте, Доктор, вы сегодня у нас дежурите?

— Да, — ответил он, а на душе стало почему-то тревожно. «Может быть, она решила, что новогодней ночи достаточно?» — пришла в голову мысль, и Доктор поспешил ретироваться из отделения…

Вечер тянулся долго и тоскливо. Хорошо, хоть работы было много: оформить три выписки на следующий день (чтобы с утра после дежурства сразу уехать домой) и дописать ежедневные дневники в историях болезни своих пациентов.

«Не мешало бы еще просмотреть и другие истории, — думал он. — Может быть, найдется свежий случай для расчета биоритмов и прогноза?»

Но ничего просмотреть так и не удалось, потому что Доктора без конца вызывали в палаты, где лежали недавно поступившие. У одних «сердце билось не так», другие жаловались «на давление и головную боль», третьи — «на тошноту». Но причина была в одном: люди так напивались и наедались в праздники, что потом попадали в стационар с обострениями своих хронических болезней. Но, как правило, серьезных проблем не оказывалось, и всем помогало одно средство — внутримышечная инъекция популярной в терапевтических отделениях смеси под названием «тройчатка»…

И только к двум часам ночи, когда все «укололись и забылись», Доктору удалось организовать себе чай с парой бутербродов, приготовленных дома: больничную пищу он терпеть не мог. Наскоро все съев и выпив, он, даже не сняв халата, прилег на кровать, спрятанную от посторонних глаз в ординаторской за двумя шкафами, и попытался заснуть. Глаза закрывались от усталости, но заснуть не удавалось. Вместо сна наваливалась тяжелая дремота, потом наступало пробуждение — он смотрел на часы, а затем — снова сонное забытье. И так каждые пять-десять минут. Доктор устал уже вести счет времени, и ему казалось, что это не сон, а тяжелое похмелье тянется бесконечно долго и никогда не закончится, но вдруг кто-то тихо постучал в дверь.

Вздрогнув от неожиданности, он очнулся от тяжелого сна, открыл глаза и, приготовившись к неизбежному вызову к очередному «жалобщику», открыл дверь. Перед ним стояла Медсестра. Что было дальше, читатель может представить сам. Отличие заключалось лишь в койке вместо мягкой мебели, да в ординаторской вместо кабинета Стукача…

Вот так, благодаря новогоднему дежурству, Медсестра стала любовницей Доктора. Правда, встречаться они могли только на работе: Доктор все свободное от занятий в больнице время проводил на своей подработке. Он почти каждый день ездил с Напарником на съемки в школы, в детсады, в разные учреждения и конторы (Напарник называл их «шарашками») на всякого рода мероприятия и юбилеи. Однажды они даже снимали учения по гражданской обороне в бомбоубежище одного из районов Москвы. Доктор обычно занимался съемкой и отвозил пленки в печать, а Напарник занимался поиском новых точек и собирал деньги. Бизнес был вполне доходный: за неделю работы можно было получить профессорскую зарплату. Отсюда и машина, и новая кооперативная квартира, и деньги, которые всегда имелись в наличии. Ну а дежурства в больнице он теперь «подкупал» исключительно для встреч с Медсестрой.

Теперь не было ни времени, ни желания заниматься расчетами ритмов жизни и смерти. Приходя на дежурство, Доктор думал только о том, когда наступит ночь и все обитатели отделения успокоятся в своих палатах. И когда это время наступало, он сидел в ординаторской и ждал, а сердце бешено колотилось сначала от волнения (как перед экзаменами в мединституте), а потом — от радости, когда приходила она. За месяц с небольшим — после памятной новогодней ночи — он отдежурил раз восемь-десять, что несказанно удивило и заинтересовало Куратора.

— Что это он вдруг дежурства полюбил? — раздумывала она, тщательно просматривая истории больных, которые он вел.

Но с историями все было в полном порядке, так что повода придраться к Доктору и «просигнализировать» Шефу не находилось. Так, наверное, все бы и продолжалось до летнего отпуска, если бы не началась эпидемия гриппа.