ГЛАВА 17. НАПАРНИК
Первого сентября Доктор неспешно ехал в клинику, где в новом учебном году он уже не должен был трудиться в отделении для умирающих. Ординаторам второго года предстояло посменно работать в кардиологическом, пульмонологическом и прочих отделениях больницы. И, казалось, можно было бы радоваться грядущим переменам и интересной работе, но настроение все равно было тоскливое. Распределение по отделениям больницы проводила лично Завуч, с которой он так и не нашел общего языка. Да это было бы и невозможно. Не только она, но и большинство сотрудников кафедры относились к Доктору с настороженностью, полагая, что Шеф занес его в черный список. А то, что Доктор посмел завести знакомство с Отступником — личным врагом Шефа, еще более усугубляло ситуацию…
К тому же после гриппозной «командировки» в Кремлевское управление ему некогда было заниматься ни выяснением взаимоотношений с кафедральными недоброжелателями, ни своими «исследованиями» ритмов жизни и смерти. Расстроенный неожиданным исчезновением Медсестры, он перестал брать лишние дежурства, а они были единственной возмож-ностью получать беспрепятственный доступ ко всем историям болезни. А в те последние два месяца работы он и сам был бы рад отдать кому угодно свои дежурства. Но кому хочется сидеть по ночам в клинике весной? Ведь в это время молодые головы забиты не работой и учебой, а любовью и свиданиями! И только Доктору было не до этого: ежедневно после работы он спешил с Напарником на съемки, чтобы наверстать упущенное и компенсировать вынужденный простой, вызванный эпидемией гриппа. Чтобы отработать долги, он проездил летний отпуск, снимая приезжий люд, глазеющий на столичные достопримечательности, но так и не компенсировал всех потерь.
— А расходы в будущем, — размышлял он, — предстоят огромные. Нужно, во-первых, выплачивать за кооператив, во-вторых, платить за финскую мебель, купленную на одолженные у Напарника деньги и стоившую как два автомобиля, да еще в перспективе будет нужно откупаться от жены.
То, что от нее придется откупаться, он нисколько не сомневался: заявление на развод в суд она уже подала. Нисколько не сомневаясь в том, что за разводом последует раздел имущества, он размышлял, что следует предпринять, чтобы оставить себе хотя бы квартиру, доставшуюся ему с таким трудом.
Напарник, хотя был человеком неплохим, своего интереса не упускал и, одалживая Доктору деньги, старался обернуть это для себя еще большей финансовой выгодой. Вот почему Доктор, хоть и проработал весь отпуск на халтуре, так и не рассчитался с ним полностью…
Напарник был человеком непростым. Имел высшее техническое образование, кандидатскую степень и начал свою карьеру в сельскохозяйственном НИИ, в отделе уборочной техники. Попав в этот НИИ после аспирантуры, он, полный творческого энтузиазма, имел неосторожность высказать начальству свое мнение о состоянии советского сельского хозяйства вообще, и о качестве сельскохозяйственных машин, в частности. На этом его научная и практическая карьера в институте закончилась. Его задвинули в чертежно-копировальный отдел, где он, числясь младшим научным сотрудником, напропалую флиртовал с молодыми девчонками-чертежницами. И как-то раз очередная любовная история закончилась общеинститутским скандалом, дошедшим к тому же и до его жены. В итоге его объявили «морально неустойчивым» и «бесперспективным», так что все надежды на научное и карьерное продвижение лопнули как мыльный пузырь. Чтобы институт не потерял лишнюю ставку, его из НИИ не уволили, а оставили в прежней должности, поручив поддерживать контакты со смежными институтами и опытно-конструкторскими организациями, коих в те застойные годы расплодилось превеликое множество. И Напарник целыми днями разъезжал по Москве, развозя «ценные» научные документы и добывая разного рода согласования и подписи. А поскольку свободного времени у него появилось сколько угодно, он вспомнил о своих талантах бытового фотографа и начал потихоньку, по его собственному выражению, «делать бабки», получая при этом гораздо больше, чем в НИИ. Позже, встретившись с Доктором, он принял его в долю, и они вместе спокойно проработали около года, пока Напарника не «взяли» оперативники из ОБХСС (сейчас это называется УБЭП), пытаясь «пришить» ему дело за незаконное предпринимательство и спекуляцию, что в советские годы было серьезным обвинением…
Впервые Доктор с Напарником познакомился в «фотоклубе»: так в народе назывался пятачок у комиссионки, торговавшей фотоаппаратурой. Ведь в те времена тотального дефицита и нищеты купить что-то приличное в Москве можно было лишь в комиссионных магазинах или, как их тогда называли, в «комиссионках» (а на жаргоне — в «комках»). И хотя «комков» в городе насчитывалось много, действительно стоящими, не уступающими знаменитым валютным «Березкам», были лишь два-три заведения. И основная торговля там шла не за прилавком, а рядом с ним или вообще на уличном пятачке возле магазина. Фото-, радио-, видеотехнику, одежду — от джинсов до дубленок и шуб, любую мелочь — от зажигалок до жвачки, в общем, не только все, что можно было себе представить, но и то, о чем советский обыватель представления не имел, можно было легко найти на такой толкучке. Торговлей у «комков» занимались профессиональные перекупщики (их звали в народе «фарцовщиками»). Но это были не те фарцовщики, что болтались по переходу у гостиницы «Националь», выменивая у иностранцев жвачку за матрешки и прочие русские сувениры. Иностранный дефицит «брали» они из той же «Березки», перекупали из-под прилавка у продавцов комиссионки или напрямую скупали у привозивших это все из-за границы людей. Народ там был серьезный, поэтому и деньги «крутились» серьезные. Ведь в те годы хорошая видеосистема стоила столько же, сколько самый дорогой советский автомобиль — «Волга». И покупатели у них были соответствующие — еще более серьезные подпольные бизнесмены, цеховики. Им ничего не стоило отдать половину тогдашней зарплаты среднего советского человека за блок американских сигарет или жвачки…
Конечно, «фотоклуб» ни в какое сравнение не шел с крупными «комками», где торговали техникой и ширпотребом. Но и здесь были свои «акулы бизнеса», к которым местные перекупщики причислили и Напарника. Начав с бытовой фотосъемки на разных мероприятиях и торжествах, Напарник через пару лет стал одним из самых крупных (но при этом одним из самых неприметных!) продавцов японской фототехники в Москве. А его клиентами были не только многочисленные фотографы-бытовики, которых он обеспечивал камерами, оптикой и фотоматериалами, но и фоторепортеры, режиссеры и прочие творческие личности, желающие заполучить последние новинки фототехники. Прозвище «Напарник» он получил как раз в то время, когда искал себе компаньона, чтобы переложить на него фотосъемку на «прикормленных» им местах, а самому заниматься только сбором денег и торговлей фототехникой. Ибо это была самая выгодная часть бизнеса. В тот момент он и встретил Доктора, который (как уже читателю известно) после увольнения из армии начал заниматься малоприбыльной, с точки зрения Напарника, фотосъемкой в школах и детских садах…
Читателю, наверное, будет интересно узнать, что в том мире — нелегального и подпольного бизнеса — никто не назывался своими настоящими именами и фамилиями, не афишировал истинных профессий, а имел прозвище (или, проще говоря, кличку). Широко известными в этих кругах людьми были Шиза, Толстый, Иося, Дуремар, Фантомас, Ассириец и многие другие (не о них сейчас речь!). Но поистине легендарной личностью был Помойка, числившийся то ли дворником, то ли инвалидом, но постоянно — от открытия до закрытия — толкавшийся у крупнейшей комиссионки возле планетария. За один день он продавал столько товара, что к концу «рабочей смены» деньги носил в кейсе большущими пачками. Посадить его мечтали все менты — от местного отделения милиции до Петровки, 38. Только вот как и за что его посадить? За пачки денег в чемодане?
— А мне это папа в наследство оставил! — однажды заявил он задержавшим его ментам. Помойка прекрасно знал и уголовный, и уголовно-процессуальный кодексы, так что «пришить» ему что-нибудь серьезное борцы со спекуляцией не могли. Забегая вперед скажем, что в конце концов его посадили на семь лет по личному указанию из ЦК, когда он неосторожно поплакался какому-то мужику на отсутствие свободы предпринимательства в СССР и свою «тяжелую» жизнь. Мужик тот оказался русским, уехавшим из СССР на Запад, и продал это «интервью» «Голосу Америки». Естественно, после выхода в эфир такой «сенсации» Помойкой уже занялись не менты, а другая организация… Но это, читатель, уже отдельная история, и подробно о ней я, может быть, расскажу позже…
Ну, а Напарника подвела не болтливость, а жадность. Однажды в «фотоклубе» к нему подкатил неприметный старичок по прозвищу Дед и предложил выгодное дело: крупный меховщик, которого он якобы сам нашел, готов был отдать недорого — на пробу — небольшую партию шкурок нутрии: около трехсот штук. Сетуя на нехватку наличности, Дед предложил Напарнику выкупить эти шкурки. А за эту услугу обещал найти на них хорошего покупателя, так что в будущем останется только поделить прибыль. От клиента-меховщика шкурки будут прибывать постоянно, а значит, и прибыль будет постоянной. Себе Дед выторговывал лишь процент с первой сделки.
— А дальше весь навар будет твоим, — закончил он излагать свое предложение.
Первой реакцией Напарника было послать этого старого сморчка с его шкурками подальше, ведь от добра добра не ищут. Без всяких тухлых шкур он уже купил квартиру, машину, шведскую мебель, а годика через три-четыре собирался, подкопив деньжат и обратив их в твердую валюту, махнуть к брату в Америку. Тот был математиком и не стал после университета делать революций на ниве советской науки, а «вспомнив» свое происхождение, быстренько отвалил в Израиль и через год уже прислал брату весточку из США, благодаря которой у Напарника появились лишние проблемы в своем НИИ: его взяли на заметку. Да и не только его! Каждый, кто хотя бы раз пообщался с иностранцем из стран «капиталистического окружения», немедленно попадал в поле зрения «Конторы Глубокого Бурения» — так иронически называл Доктор могущественный КГБ…
Но, поразмыслив немного, Напарник решил, что большие и быстрые деньги помогут ускорить его отъезд для «воссоединения с семьей» (эта формулировка была одной из самых выгодных для скорейшего выезда из социалистического «рая»). К тому же, наведя в фотоклубе справки об этом старике, он узнал, что тот числится то ли сторожем, то ли дворником и постоянно «пасется» на этом месте чуть ли не всю свою жизнь, потихоньку занимаясь посредничеством за мелкий процент, приносящий, однако, изрядные дивиденды. Взвесив все «за» и «против», Напарник выгреб из тайника и подсчитал всю наличность, прикинув, что она за пару дней может удвоиться. После этого все сомнения исчезли, и он договорился с Дедом о встрече, на которую тот обещал привести меховщика с товаром…
Однако, как гласит народная мудрость, «жадность фраера сгубила»! Сгубила она и Напарника, когда того вместе с «продавцом» товара, доставшим из сумки пару шкурок нутрий, походивших скорее на их останки, забрали трое молодчиков в гражданской одежде. И легковой автомобиль быстренько доставил их двоих в ОБХСС одного из Управлений внутренних дел города Москвы. Третий же — Дед, присутствовавший при встрече будущих компаньонов по шкурному бизнесу, таинственным образом куда-то испарился…
Обо всем происшедшим с ним накануне Напарник, перескакивая с одного на другое, рассказал Доктору, надеясь получить хоть какой-нибудь совет. Но Доктор для начала попросил его рассказать все по порядку. Немного торопливо, но связно Напарник рассказал ему все, что произошло от момента знакомства с Дедом до встречи с «меховщиком». А вот когда продолжил рассказ о беседе с ментами, стал запинаться, краснеть и перескакивать с одного на другое. По тому, как он стал «дергаться», Доктор понял, что менты его Напарника «зацепили» основательно. И он оказался прав…
Борцы со спекуляцией предложили Напарнику, во-первых, явку с повинной с изъятием всех найденных при нем денег. И, во-вторых, — дальнейшее сотрудничество с органами. А за это они обещали передать все материалы по месту его работы для разбора в так называемом товарищеском суде. В те времена подобная практика существовала повсеместно: за мелкие преступления или трудно доказуемые дела, бесперспективные с точки зрения судебных органов, «преступников» разбирали в товарищеских судах. Таковые существовали при ЖЭКах (ДЕЗах), на предприятиях и в учреждениях и, может быть, даже при учебных заведениях (автор в этом вопросе сомневается). Товарищеские суды ограничивались лишь административными наказаниями и общественным порицанием. К тому же у человека не оставалось в биографии никаких следов от возбужденного ранее уголовного дела. Поэтому для ментов это было хорошей возможностью «отмазать» от зоны нужных людей…
В противном же случае — намекнули Напарнику — если он не примет их предложения, найдутся свидетели (например, «случайные» прохожие), слышавшие их разговоры о купле-продаже меха и обо всех финансовых подробностях, связанных с этим. Можно будет еще и обыск провести в его квартире на предмет незаконно нажитых ценностей. Или обзвонить всех клиентов из его личной записной книжки (так непредусмотрительно захваченной на деловую встречу!) и уточнить, кому и за какие суммы он продавал фототехнику. Тогда уж дело точно не ограничится товарищеским судом. А для народного советского суда — «самого справедливого в мире» — этих улик будет достаточно, чтобы вынести ему заслуженный приговор года на два-три в колонии общего режима. Напарник был так запуган обрисованными перспективами, что долго не сопротивлялся, а тут же согласился на сотрудничество с органами по «охране социалистической собственности». И для дальнейших переговоров о сотрудничестве его пригласил старший Опер на встречу через два дня…
— Ну и что теперь делать? Как дальше работать? — спросил обреченно Напарник, в душе прекрасно понимая, что именно придется делать лично ему.
Тут Доктор задумался, как бы вспоминая статьи уголовного кодекса (которые накануне тщательно проштудировал), а затем прокомментировал сложившуюся ситуацию:
— В данном случае можно говорить о спекуляции, то есть скупке и продаже товара с целью получения наживы.
А затем продолжил:
— Но в твоем случае никакого правонарушения ведь не было! Товар ты купить не успел и поэтому никому ничего не продал, а уж тем более не получил никакой прибыли. К тому же не доказано и намерение получения наживы. Так что обсуждать было бы нечего, если бы ты сам не «обделался» и под давлением ментов не признался в намерении купить и продать что-то с выгодой для себя. Ну а поскольку тот самый Дед исчез, то наверняка он — стукач, работающий на них. И перед ним поставили задачу тебя «зацепить», чтобы склонить к сотрудничеству. Так что теперь твою судьбу будут решать менты, вот и топай к ним на встречу.
Затем, немного подумав, добавил:
— Ну а эта пара облезлых шкурок, которую тебе сунули под нос — просто «наживка». И, скорее всего, не меховщик это был, а их человек — дружинник…
Напарник и сам уже понял, что если он во всем признался (хотя и ничего еще не совершил), бюрократическая милицейская машина закрутилась, и судьбу его решать будут «органы». И теперь ему предстоял поход к Оперу.
В назначенный день с утра Напарник сидел у двери кабинета Опера, ожидая решения своей судьбы. В голову лезли самые невероятные предположения — от полной конфискации имущества до немедленного ареста без суда и следствия. Точно в назначенное время появился Опер и пригласил его в кабинет, предложил Напарнику стул и из огромного железного сейфа достал толстую белую папку с надписью «Дело».
«Уже и дело успели завести!» — с ужасом подумал тот, но Опер, дружески улыбнувшись, спросил:
— Ну что, оформляем все как договорились?
Напарник покорно кивнул головой, после чего Опер стал заполнять какую-то анкету (попутно задавая вопросы), а под конец сказал:
— Ну вот, теперь и подписку можно оформлять.
— Какую подписку? — не понял Напарник.
— Подписку о сотрудничестве, — ответил тот, — и, кстати, о неразглашении государственной тайны. Заодно предупреждаю вас об уголовной ответственности за разговоры с посторонними лицами о нашем сотрудничестве. Другу своему — Доктору — не успели еще ничего рассказать?
— Нет, нет, — торопливо запричитал Напарник, а сам с ужасом подумал:
— Все про меня знают!
— Ну, так познакомишь как-нибудь с ним, — фамильярно, на «ты» ухмыльнулся тот, добавив:
— Что ж, поехали в твой НИИ оформлять протокол заседания товарищеского суда.
К концу рабочего дня все формальности были улажены, бумаги подшиты в дело, и Напарник стал секретным агентом, работающим на Опера. Придя на следующий день в фотоклуб, он не стал рассказывать своему компаньону, что ментам известна его личность. Но Доктор и сам догадывался обо всем. Потому что наведя справки у знающих людей о том, кто подставил его Напарника, узнал, что этот тихий неприметный Дед — ветеран МВД, всю свою жизнь проработал оперативником, отлавливая «расхитителей социалистической собственности», а выйдя на пенсию, продолжил свою работу уже внештатным агентом того же ведомства… Ну а делами Напарника с «органами» Доктор не стал интересоваться, считая, что наличие у того милицейской «крыши» — надежная гарантия для их длительного совместного бизнеса…